// Вопросы философии. 2013. № 2. С. 11-12.
В конце 2012 г. исполнилось 90 лет со дня рождения выдающегося русского мыслителя – логика, философа, социолога Александра Александровича Зиновьева (1922– 2006). Журнал «Вопросы философии» опубликовал подборку ответов на вопросы анкеты о А.А. Зиновьеве. Ниже публикуются ответы Вадима Межуева.
В.М. МЕЖУЕВ: Я не считаю себя знатоком творчества А. А. Зиновьева – ни как логика, ни как социолога. Я не был его учеником, соратником, последователем и даже близким другом, хотя знаком с ним со студенческих лет, когда он, кажется, уже заканчивал аспирантуру. Затем общался с ним (вплоть до его отъезда за границу) в Институте философии, а также в компании наших общих друзей, а после его возвращения в Россию являлся постоянным членом руководимого им Интеллектуального клуба в Московском Гуманитарном Университете. Разумеется, давно знаком и поддерживаю дружеские отношения с его супругой О.М. Зиновьевой. В течение всего времени нашего знакомства мы, как мне кажется, хорошо относились друг к другу и не сказали друг о друге ни одного дурного слова. Думаю, что в советское время А.А. Зиновьев никак не выделял меня из общего круга известных ему в то время философов и даже не знал, чем я интересуюсь и занимаюсь. Я, разумеется, читал многое из написанного им (хотя, конечно, далеко не все), но воспринимал его книги, честно говоря, не столько как науку и даже философию, сколько как своего рода социологическую публицистику, написанную с присущим Зиновьеву умом и талантом. Мне всегда казалось, что подобно многим русским дореволюционным мыслителям, он мыслил в форме не столько строго теоретического знания с его понятийным языком, сколько литературных образов, метафор, иносказаний и пр. Его язык полон придуманных им оксюморонов, которые он ввел в широкий оборот («зияющие высоты», «катастройка», «человейник» и пр.). Да и он сам называл себя основоположником особого литературного жанра, названного им социологическим романом. Он, как мне кажется, обладал даром выдающегося сатирика и социального критика, способного улавливать в происходящем прежде всего его негативную, теневую сторону, порой предельно гиперболизируя ее в своем творчестве. Светлая, радостная, внушающая надежду и оптимизм сторона жизни его как-то интересовала меньше. Поэтому все написанное им выглядит как огромный памфлет на окружающий мир и современное человечество. Но, повторяю, я не берусь судить о реальном вкладе Зиновьева в мировую науку, в частности, в логику и теоретическую социологию. Пусть об этом судят специалисты. Насколько мне известно, сам он претендовал на создание фундаментальной социологической теории, объясняющей природу и причины возникновения существовавшего у нас общественного строя, считал его реальным воплощением идеи коммунизма. Но в чем состоит эта теория, я так и не понял, а в коммунистической природе этого строя я всегда сомневался. В данном вопросе, как я полагаю, мы придерживались разных взглядов.
Несомненно, наряду с Э.В. Ильенковым и М.К. Мамардашвили, А.А.Зиновьев, во всем дистанцируясь от них, занимал в философском сообществе того времени лидирующее место, хотя и стоял от всех остальных особняком. Его высоко ценили как крупного логика, но особенно как острослова, едкого критика режима и господствовавших тогда нравов в академической среде. Но настоящая всероссийская известность пришла к нему, конечно, с появлением в самиздате его первых книг, изданных за рубежом, в первую очередь – «Зияющих высот». Это была злая и остроумная сатира на наше философское сообщество, а заодно на всю советскую власть, сразу же сделавшая Зиновьева в глазах демократической общественности в России одним из наиболее ярких диссидентов, оказавшихся за границей. Как выяснилось впоследствии, Зиновьев никогда не считал себя антисоветчиком, весьма отрицательно относился к современному Западу, фактически проклял горбачевскую перестройку и счел поражение коммунизма в СССР катастрофой для России. С такой позицией можно спорить и не соглашаться, но нельзя отрицать, что именно у Зиновьева она нашла наиболее яркое обоснование. В конечном счете, отстаиваемая Зиновьевым позиция стала логическим завершением его былых споров с Ильенковым и Мамардашвили – каждый из них по-своему выразил один из важнейших трендов российского общественного самосознания.
Если оценивать творчество А.А. Зиновьева в целом, то, как мне кажется, в нем раскрывается достаточно реалистическая, но в тоже время весьма пессимистическая картина современного мира, в котором почти не осталось места человеческому взаимопониманию. Этот мир можно теоретически познать, сделать объектом социологического изучения, но он совершенно лишен теплоты человеческого общения, закрыт для нормальной коммуникации между людьми. Короче, это мир не людей, а «человейников». В какой-то мере в своей манере мыслить, говорить и писать Зиновьев сам демонстрировал эту закрытость. Он и жил, похоже, с сознанием своей интеллектуальной обособленности, своей теоретической отъединенности от других, невозможности идентифицировать себя с каким-либо научным сообществом. Социум предстает в его сочинениях исключительно как объект внешнего наблюдения, в нем нет ничего, с чем можно себя отождествить, посчитать своим и близким. Я назвал бы такую позицию позицией интеллектуального одиночества в мире, в котором можно существовать только за счет самоизоляции, иронии и беспристрастного анализа окружающего мира. У Зиновьева я как-то увидел нарисованную им картину волка, одиноко воющего в лунной ночи. Что-то в этой картине показалось мне автобиографическим.